|
15 августа 2010 года исполняется двадцать лет со дня гибели Виктора Робертовича Цоя - день, о котором нельзя не вспомнить, и рука сама тянется что-нибудь написать по этому поводу.
В условиях современной России двадцать лет - это большой срок, целая эпоха, и остаётся только пожалеть, что у нынешней молодёжи нет своего Цоя, что никто и близко не смог занять в молодых умах подобия того места, которое занимал Цой у поколения 80-90-х.
Двадцать лет назад люди ещё узнавали новости из бумажных газет, и хорошо помнится, как в свежем номере "Труда" прочёл я коротенькую новость о гибели Виктора Цоя. В тот момент я не слушал музыку "Кино" и ничего, в сущности, не знал о Цое.
И, примечательно, что именно в тот солнечный августовский день мой интерес к его творчеству вспыхнул разом - также резко и неожиданно, каковой являлась его смерть. Хорошо начинать слушать песни Цоя после его смерти - теперь он уже никогда не умрёт.
Многие должны помнить, как распространялась музыка в те годы. Компьютеров и компакт-дисков не было и в помине, и аудио-кассеты были полноправными хозяевами всех музыкальных тайн. Чаще всего музыка переписывалась у друзей, на весьма посредственной технике, и в итоге твоя пятая-десятая копия была столь плохой, что нередко на ней с трудом удавалось разобрать слова песен.
До сих пор не могу без улыбки вспоминать о том, как мне приходилось домысливать некоторые фразы в песнях Цоя. Но это никак не влияло на впечатление от этих песен, которое было огромным. Нечто могучее и совершенное лилось из этих песен, обезоруживая и околдовывая душу. Чёткая, отточенная как стилет мелодика, украшенная бриллиантовыми вкраплениями клавишных, ударных и фортепиано.
Простые, предельно сжатые, и, вместе с тем, глубокие тексты. И магический, загадочный вокал, полный мужества и печали. Надо отдать должное и музыкантам группы "Кино", сумевшим создать великолепное обрамление для поэзии этого мистического гения.
Перефразируя известное выражение, можно сказать: "Когда бог решил создать советскую рок-звезду, он создал Виктора Цоя". Всё в Цое было идеальным воплощением советской рок-звезды - идеальное время, идеальная внешность, идеальный голос, идеальное название группы, идеальные стихи под идеальную музыку - всё это было совершенным для той страны и для тех людей, которые в ней тогда жили.
Как тут не вспомнить слова Бориса Гребенщикова, сравнившего Цоя с ангелом - совершенным от природы и не нуждающемся в каком-либо развитии, но только в проявлении. Цой всегда пел и делал то, о чём другие только мечтали.
По своему фатальному совершенству его можно сравнить разве что с Брюсом Ли - неслучайно, что Цой так любил этого безвременно ушедшего китайского мастера и ему был так созвучен образ брюсовского героя-одиночки. Очевидно и внешнее сходство Цоя и Ли, и тот необъяснимый магнетизм обоих, который притягивал к ним миллионы людей.
Выше, говоря об "идеальных песнях", я имел ввиду те, что вошли в три хронологически последних альбома группы "Кино" - "Группа крови" (1988), "Звезда по имени Солнце" (1989), "Чёрный альбом" (1990).
При всех достоинствах ранних песен Цоя, их можно рассматривать лишь как ступеньки на пути к космическим шедеврам последних лет жизни. Моё глубокое убеждение, что этот маг и чародей был рождён для того, чтобы спеть о группе крови, солнце и красно-жёлтых днях. И, спев об этом, он был свободен...
Смерть Цоя так точно - словно недостающий камушек в яркой мозаике - вписывается в череду других преждевременных смертей русских поэтов, что кажется неизбежной закономерностью, а не очередной трагической случайностью. Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Грибоедов, Левитан, Врубель, Блок, Маяковский, Есенин, Рубцов, Рушева, Высоцкий, Башлачёв, Тальков...
Представляется бессмысленным обсуждение многочисленных версий гибели Цоя - все умирают от смерти, ибо просто приходит время. Смерть Цоя была предопределена, как были предопределены все его песни и вся его роль - роль величайшей звезды советской рок-музыки. И дело не только в его по-лермонтовски пророческом предвидении своего раннего ухода.
Как это ни печально, но Цою попросту не было места в новой действительности. Когда пошлость и лицемерие стали почти официальной идеологией страны, а телевизор превратился в рассадник мракобесия - что было делать герою-романтику среди всего этого? Сложно представить себе постаревшего 50-летнего Цоя, поющего в компании фальшивых героев нашего времени.
Но, прочь мрачные фантазии - звезда, пославшая Цоя на землю, избавила своего избранника от этой тяжёлой и неблагодарной участи. Всему - своё время, а время Цоя прошло. Песни Цоя, подобно стихам Пушкина, будут живы всегда, но сам он был не нужен и неуместен в новой России. Уход его был предопределён, и высокая в небе звезда уже звала его в путь:
|
